В романе «Поднятая целина» Михаил Александрович Шолохов поставил цель отразить «год великого перелома» в многовековой истории русского крестьянства. Это было время «сплошной коллективизации», в результате которой произошло закрепощение крестьянина в колхозной системе.
В целом первая и вторая книги «Поднятой целины» прославляют колхозный строй; уже на первых страницах романа, действие которого происходит с января по осень 1930 года, показано, как в жизнь воплощается мечта двадцатипятитысячника Семена Давыдова, рабочего Краснопутиловского завода, приехавшего по зову партии в Гремячий Лог, чтобы привести «крестьянина на пролетарском буксире к социализму» (Троцкий). Идеал будущего для Давыдова воплощается в образе счастливого детства: «счастливые будут Федотки, факт». И уже на страницах романа мы видим, как создаются благоприятные условия для жизни и развития детей: тут и ясли, и детский сад, и отремонтированная школа, и учительница, о благополучии которой заботится колхоз; и изба-читальня, и клуб для сельского комсомола; и деревенскую девушку Варю Харламову отправляют учиться на агронома, взяв её братишек и больную мать на содержание колхоза. И даже свое обещание трактором «подцепить» и вывести крестьян из нужды Давыдов выполнил — и к летней жатве уже появился комбайн, которым управляет один из «федоток». А главное за несколько (примерно восемь) месяцев изменилось сознание крестьян: стали казаки трудиться на колхозном поле не за страх, а за совесть и заботиться об общественной собственности, как о своей. Примером для них служит Кондрат Майданников, совестливый и трудолюбивый человек, который «колхозную копейку уронит, а две поднимет». Достигнуть этого, оказывается, очень просто. Вместо экономических стимулов труда, конкуренции следует организовать социалистическое соревнование, ввести систему поощрений и, реже, наказаний. Так, за добросовестную работу Майданников одним из первых получил почетное звание «ударника», чем он очень гордится, а кузнец Ипполит Шалый, досрочно отремонтировавший сельскохозяйственную технику к весеннему севу, получил материальное поощрение — слесарный инструмент самого товарища Давыдова да в придачу кумача жене на платье. Давыдов старается воздействовать на сознание сельчан своим собственным примером, когда ставит рекорд на самой трудной сельской работе — пахоте («Умру на пашне, а вспашу десятину с четвертью!»), задев этим самолюбие казаков. После этого даже Антип Грач, самый забитый бедностью и неудачами казак, вспахал столько же и почувствовал уважение к себе. Так началось соцсоревнование.
Конечно, велика сила примера самого руководителя, человека идейно убежденного, честного, бескорыстного.
У Давыдова нет имущества, ходит он всё лето в матросской тельняшке, которая сохранилась у него еще со времен гражданской войны; содержимое посылки, присланной ему товарищами-рабочими из Ленинграда, он тут же раздает: шоколад — детям, папиросы— казакам.
Он готов умереть за идею; изнемогая под побоями деревенских женщин, намеревающихся растащить семенной фонд, во время «бабьего бунта», он с внезапно посветлевшим взором тихо сказал: «Для вас же стараюсь, сволочи». Он великодушен, незлопамятен. «Спасибо тебе, любушка Давыдов, что зла не помнишь», — слышит он от повинившихся и прощенных им баб.
Создавая «идиллию» колхозной жизни, выдавая желаемое за действительное, Шолохов тем не менее, зная не понаслышке обстановку в Ростовской области, сумел в первой части романа сказать о коллективизации правду, пусть неполную.
В массовых сценах мы слышим «мнение народное», не только бедняков, которые заражены идеей «отнять и поделить», но и середняцкого большинства (в Гремячем Логе двести семнадцать середняцких хозяйств, 30 — бедняцких и 11 — кулацких).
В репликах крестьян перед собранием и во время собрания, где их будет агитировать, свой брат-крестьянин, выразились их сокровенные мысли и чувства: нежелание расстаться с собственностью, нажитой кровью и потом, совершенно справедливые опасения насчет коллективного хозяйствования.
Как будет выглядеть новая организация труда? Не появится ли безразличие к земле, скоту, инвентарю, урожаю? Найдется ли управа на лодырей, бездельников? «Хоть и говорит Советская власть, что лодырей из бедноты нету, что это кулаки выдумали, но это неправда».
И казак, продолжая, приводит в пример Колыбу, который «всю жизню на пече лежал…» («как я с таким буду работать?»).
Да и для внимательного читателя ясно, что любимый всеми шутник и балагур Щукарь, который своим юмором украшает жизнь, вселяет оптимизм, то есть помогает выжить в страшной действительности, в совокупности своей — бездельник, халтурщик, тунеядец, стремящийся поживиться за счет других, и при новом строе ему это удается.
Сначала просит выделить ему новую шубу из конфискованного у кулаков имущества, потом пристраивается к начальству на легкую работу конюха и не оставляет надежды вступить в партию, чтобы с «портфелью» под мышкой и совсем ничего не делать.
Как у всякого люмпена, в нем с самых малых лет живет сладостная мечта о безбедной, независимой жизни, минуя труд; надежда на скорый и полный успех, принимающий анекдотические, а иногда и трагикомические черты.
Искренне желая поднять свой авторитет в бригаде, возвыситься в общем мнении, кашевар дед Щукарь умудрился сварить кулеш с «вустрицей», то есть с лягушкой, которую он зачерпнул в ближайшей балке вместе с водой, а курицу, кстати, украл.
Причины, которые заставили шестьдесят хозяев вступить в колхоз, недостаточно убедительны — ведь не могли же доводы уважаемого всеми середняка Майданникова, который с цифрами в руках доказывает преимущества колхоза, заставить их принять это решение. Вероятнее всего, решающую роль здесь сыграл страх, который они испытали при раскулачивании такого же, как они, середняка Гаева. Даже Андрей Разметнов, председатель сельсовета, отказывается идти раскулачивать, «с детишками воевать»: «Разве это дело? Или у меня сердце из самородка? У Гаева детей одиннадцать штук! Пришли мы — как они взъюжались, шапку схватывает! На мне ажник волос ворохнулся! Зачали их из куреня выгонять… Ну, тут я глаза зажмурил, ухи заткнул и убег за баз! Бабы — по-мертвому, водой отливали сноху… детей… Да ну вас в господа бога!», — говорит он. И так в каждой семье раскулаченных. Беднота, дорвавшаяся наконец до чужого добра, бесчинствует. С упавшего старика Лапшинова Демид Молчун стянул валенки и надел на себя. Ушаков рвал из рук хозяйки гусыню до тех пор, пока не оторвал голову, — страшная сцена, которая, однако, вызывает у окружающих дружный хохот.
А далее Шолохов рисует благостную сцену раздачи кулацкого добра малоимущим. И вот уже Любишкин щеголяет в шароварах, отобранных у соседа, а жена Демки Ушакова — в новой юбке, снятой с кулацкой девки, и детишки их получили одежонку, возможно, с детей раскулаченного Гаева.
(Кстати, Гаева вскоре вернут как беззаконно раскулаченного, но что он будет делать с одиннадцатью детишками в разграбленном доме?) Так на практике осуществлялся социалистический гуманизм, который, отвергая общечеловеческие ценности, носил массовый характер — любовь к человеку социально близкому и ненависть к классовому врагу, даже к детям которого не допускалось сострадание: «А они нас жалели?» — кричит Давыдов, вспоминая свое поруганное детство. Нагульнов же в припадке ненависти к собственникам проговаривается, обращаясь к Разметнову:
Гад!… Как служишь революции? Жа-ле-е-ешь? Да я… тысячи станови зараз дедов, детишек, баб… Да скажи мне, что надо их в распыл… Для революции надо… Я их из пулемета… всех порешу!
Таким образом, грабеж, присвоение чужого были официально разрешены и одобрены и освобождали от моральной ответственности каждого соучастника преступления. Крестьяне имели законные основания для проявления самых низменных чувств и устремлений — зависти, стяжательства, дав выход злобе, мстительности.
При этом Шолохов показывает как «солдаты революции», проводя ликвидацию кулаческого как последнего эксплуататорского класса в деревне, нарушают законы, установленные Советской властью. Незаконно раскулачивают Титка Бородина, который использовал наемный труд по причине болезни жены.
Попытка отстоять свои права привела Титка к жестоком столкновению с сельскими активистами и кровопролитию.
Характеризуя бывшего красноармейца Бородина, Шолохов подчеркивает его жадность, которая исказила его человеческий облик, сделала жестоким эксплуататором собственной жены («Работал день и ночь, оброс весь дикой шерстью.
Сам, бывало, плохо жрет и работников голодом морит…»), да к тому же в гражданскую войну мародеревал: снимал сапоги с убитых. Таким образом, для расправы над Бородиным есть моральные основания. Непонятно только, почему казаки, воевавшие вместе с Титком в Красной Армии, не привлекли его тогда к ответственности по закону «революционной совести».
С Лапшиновым дело сложнее. Он единственный, кто оправдывает название кулака-мироеда, деревенского ростовщика: дает взаймы весной меру проса, а осенью требует две, да еще скупает у цыган краденых коней. Но ведь за эти преступления Лапшинова следовало бы привлечь к судебной ответственности, а не устраивать самосуд.
Руководят строительством колхоза люди, профессионально не подготовленные к этому.
Председатель колхоза Давыдов «человек со стороны», городской человек, не знает ни местных условий, ни психологии казаков, ни основ земледелия; Разметнов, секретарь сельсовета, хоть и человек добрый, но неумелый (вспомним, как он не смог починить крышу Марине Поярковой), да и к тому же ленивый: предпочитает целыми днями сидеть в сельсовете, постепенно превращаясь в сельского бюрократа, «портфельщика». Нагульнов «путаник; но страшно свой же» — готов все проблемы решать при помощи револьвера: наганом бьет единоличника Банника по голове, заставляя везти семенное зерно в общественный амбар, с наганом в руках обороняет колхозный амбар от бунтующих баб. Неумелостью руководства объяснялись «перегибы» (например, обобществление всего скота и даже кур), за которых расплачивались и крестьяне (ведь неясно, чем кормились крестьянские семьи, если отвели на общественный баз и корову, и козу, и кур), да и сами «перегибщики» тоже, особенно после статьи Сталина «Головокружение от успехов», где вождь народов всю ответственность за «перегибы» возлагал на местных руководителей, и против них и направлял гнев народа. После статьи Сталина крестьяне стали выходить из колхоза, но скот и инвентарь им не возвращали. Районный уполномоченный поучает Давыдова: «Ты не о единоличнике думай, а о своем колхозе. Вот ты на чем будешь работать, если отдашь скот? И потом это не наша установка, а окружкома, и мы, как солдаты революции, обязаны ей беспрекословно подчиниться…». И в результате единоличники вынуждены красть из стада своих же быков, а Давыдов вынужден, в свою очередь, посылать колхозников отбивать тех быков, а посланные вынуждены вступать в драку с единоличниками…
Талантливый писатель, Шолохов создал замечательные, яркие, запоминающиеся образы казаков. Это и Кондрат Майданников, и Ипполит Шалый, и Любишкин, и Островнов.
В судьбе Якова Лукича Островнова отразилась трагедия всего казачества в годы революции, гражданской войны и коллективизации, в годы гражданской войны, защищая свою собственность, воевал он против красных, участвовал в казни руководителя продотряда Подтелкова, и через много лет всё еще боится разоблачений.
Страх толкает его и на участие в убийстве Хопрова, грозя донести на него. Страх быть уличенным в связи с Половцевым и Лятьевским заставляет его уморить голодом свою мать.
Снимая с него вину, мы глубоко сочувствуем его трагической судьбе… Яков Лукич воплощает в себе ценнейшие качества русского крестьянина: талант землепашца, практическое умение и желание применить на практике последние достижения агрономической науки; исключительное трудолюбие и увлеченность не покидают его даже тогда, когда, вынужден вредить колхозу, он в то же время вдохновенно реализует свои планы — устраивает пруды в балках с талыми водами, кулисы для снегозадержания. И вот таких талантливых хлеборобов, на которых и держалось благосостояние России как крупнейшей аграрной страны в мире, истребляли в годы коллективизации в массовом порядке.
Таким образом, в первой книге «Поднятой целины», вышедшей из печати в 1932 году, Шолохов отразил свое видение эпохи, хотя знал о коллективизации больше, о чем мы могли судить по его письмам, в которых он с ужасом описывал все беззакония, которые он наблюдал, будучи налоговым инспектором. Одно из его писем, по его просьбе, было передано лично Сталину. Вот отрывок из этого письма:
А вы бы поглядели, что творится у нас и в соседнем Нижне-Волжском крае. Жмут на кулака, а середняк уже раздавлен. Беднота голодает; имущество, вплоть до самоваров и полостей, продают в Хоперском округе у самого истого середняка, зачастую даже маломощного. Народ звереет… Один парень — казак хутора Скулядного, ушедший в 1919 году добровольцем в Красную Армию, прослуживший в ней шесть лет, красный командир — два года, до 1927 года, работал председателем сельсовета. В этом году (письмо написано в 1929 г.) имел в полторы десятины посевы, лошадь, 2 быка, 1 корову и 7 душ семьи, уплачивал налог сельскохозяйственный в размере 29 рублей, хлеба вывез 155 пудов (до самообложения чрезвычайной комиссией в размере 200 пудов, в четырехкратной замене 800рублей). У него продали всё, вплоть до семенного хлеба и курей. Забрали тягло, одежду, самовар, оставили только голые стены дома. …Даже одеяло у детишек взяли…
Можно ли винить Шолохова за то, что он написал в своем романе полуправду? Ведь тогда многие, особенно молодежь, с оружием в руках защищая власть Советов, думали, что путь в счастливое будущее лежит через насилие и кровь.
Источник: http://litera.su/learner/all-works/sholokhov-m-a/fate-of-peasantry-in-sholokhovs-works
Судьба крестьянства в произведениях М. А. Шолохова
Судьба крестьянства, его положение в России всегда были проблемой, далеко выходящей за рамки экономические, – это была проблема в первую очередь нравственная.
Писателями XIX века крестьянин воспринимался как “сеятель и хранитель” родной земли, как носитель высших человеческих ценностей, природной мудрости, согласия с природой.
Российская действительность XX века поставила крестьянство в новые условия; власть, пришедшая под лозунгом “Землю – крестьянам”, во многом вернула времена крепостного права, когда мужики были прикреплены к земле и лишены возможности пользоваться плодами своего труда, а тысячи крестьянских семей вообще были уничтожены.
Год сплошной коллективизации – 1929 – официальные власти именовали “годом великого перелома”. Сегодня историки добавляют к этому: “Перелома хребта крестьянства” – именно тогда все самое талантливое, трудолюбивое, жизнеспособное население деревень было уничтожено в ходе ликвидации кулачества как класса.
В русской литературе XX века тема крестьянской судьбы складывалась очень непросто.
С одной стороны, писателей заставляли, обязывали создавать произведения о сельских жителях – это время успел застать застрелившийся в 1930 году Маяковский, писавший о том, что дано задание повернуться “лицом к деревне”, – и поэты дружно берутся его выполнять, вооружившись гуслями. Сам же автор поясняет, что у него лицо – одно: оно лицо, а не флюгер. Но это у Маяковского.
Это – у Пастернака, который, съездив по спецзаданию в творческую командировку, так и не написал о новом счастье колхозной деревни. А сколько было таких, кто написал! Известно, что только за короткий период 1929-1934 гг.
было напечатано более 300 произведений разных жанров о коллективизации, о работе сознательных колхозников и происках кулаков. Строились они по строгим канонам и к реальной картине деревенской жизни имели косвенное отношение.
Немного было произведений, в которых встречалась реальная картина, решались реальные проблемы. В их числе, например, роман В. Вересаева “Сестры”, написанный в 1931 году.
Он был издан в 1933 году и сразу осужден тогдашней литературной критикой за неправильную авторскую позицию и больше не печатался до наших дней.
“Ошибочность” же позиции автора заключалась в том, что он дал правдивые и страшные картины раскулачивания, показал, как молодые люди, комсомольцы, приезжают в деревню и по разнарядке разоряют крестьянские дома, обрекают на ссылку и гибель целые семьи, включая стариков и малых детей.
Одна из самых страшных сцен в романе – раскулачивание семьи старого крестьянина, главная вина которого в том, что на собрании он высказал здравую мысль – на своей земле мужик всегда будет работать лучше, чем на общей: “Коли пашня моя, я об декретах не думаю, я на ней с темна до темна работаю, за землей своей смотрю, как за глазом!”.
Вот за эти слова и объявлен он врагом, в его дом приходят, чтобы выгнать оттуда всю семью, отобрать нажитое – недаром старуха называет это “дневным разбоем”. Забирают все, в том числе и детские валенки с ноги маленького мальчика.
И вот, когда сани, полные крестьянским добром, отъезжают со двора, ребенок бежит за ними по снегу и просит отдать валенки.
И смысл эта сцена обретает глубоко символический – недаром она так врезалась в память одного из комсомольцев, заставила его усомниться в правоте того, что они делают в деревне. Тогда же, в 1930 году, М.
Шолохов задумывает, прервав работу над “Тихим Доном”, написать произведение о современности, о “перевоспитании крестьян в духе коллективизма”, по его собственному выражению. Так началась работа над “Поднятой целиной”.
Творческая история романа необычна – две его книги были написаны в разные годы – довоенные и послевоенные (при эвакуации погибли черновики романа).
Сегодня “Поднятая целина” ставит перед читателем немало вопросов.
Документально подтверждено, что правду о том, как на самом деле завоевывалась новая жизнь, писатель знал уже в начале 30-х годов, видел и то, к чему пришло крестьянство в итоге его отчуждения от земли и собственности, и все же роман – совсем не об этом.
Долгие годы он воспринимался как классика советской литературы, произведение, написанное рукою большого мастера, но вот как соотнести сегодня то, что в нем написано, с теперешними представлениями о том периоде, сложившимися на основании вновь открывшихся для нас фактов, документальных свидетельств? Одна из попыток дать новое прочтение роману М. Шолохова сделана автором статьи, опубликованной в 1990 году в журнале “Огонек”, И. Коноваловой. Статья озаглавлена намеренно полемично: “Михаил Шолохов как зеркало русской коллективизации”.
Одна из идей автора в том, что художник цель перед собой поставил одну, а добился другого, правда пересилила ложные установки, и вопреки им было создано достоверное произведение – это можно увидеть на примере образов коммунистов в романе. Точка зрения И. Коноваловой – один из вариантов современного прочтения произведения. Далеко не все в таком подходе убедительно.
И совсем уж трудно согласиться с тем, что, например, Андрей Разметнов – это просто неумелый, едва ли не смешной человек, не способный к крестьянскому труду. Думается, что с шолоховским текстом не все так просто.
В романе тесно переплелись как бы три установки, восходящие к разным источникам: собственное видение, которое позволяет автору правдиво отобразить многое из того, что творилось и в деревне и в человеческих душах: естественное нежелание отдавать нажитое добро, неограниченная власть людей, порой таких далеких от совершенства в нравственном смысле.
Как не вспомнить здесь Макара Нагульнова, который угрожает крестьянам оружием и говорит о своей готовности стрелять в баб и ребятишек, если того потребует революция; другая художественная установка в романе идет от авторской же позиции, но основывается не столько на реальной картине жизни, сколько на вере в утопию общего счастливого труда – тогда, в начале 30-х, в это поверили многие, ведь сама эта утопическая мечта опиралась на мечты народные о радости общего труда и справедливом устройстве жизни, опыт такого труда в русской деревне был немалый – от сенокоса до помощи всем селом при постройке дома; и, наконец, третья составляющая романа – это те идеологические догмы, которые, хотел он того или нет, обязан был отразить в романе писатель, здесь и происки врагов, наделенных заведомо зверскими чертами, и не менее звериный образ кулака, уморившего голодом свою мать, и мудрый секретарь райкома партии.
Все эти установки, столь различные, переплетаются в романе, создают сложный узор, в котором правда соседствует с искренним заблуждением автора, а реальные проблемы – с надуманными, вроде ожидания Макаром Нагульновым мировой революции.
В прочтении романа важно соблюдать принцип историзма, который многое помогает понять в позиции автора. М. Шолохов писал так, как видел, так, как хотел видеть, и так, как его заставляли видеть.
Произведение стало своеобразным памятником тому времени.
Сегодня мы заново переосмысливаем тему крестьянства, во многом возвращаясь к тем традициям, которые оставил нам прошлый век – в желании видеть в крестьянине не только кормильца и рабочую силу, но и великое нравственное начало человека, ближе всех иных стоящего к земле, к природе. Как уже говорилось, существуют различные точки зрения на роман М. Шолохова “Поднятая целина”. Наиболее близка мне та, которая трактует произведение как факт истории русской литературы XX века.
Было бы совершенно неверно сбрасывать шолоховский текст “с парохода современности”. Без него наше представление о теме крестьянства в русской прозе предвоенных и послевоенных лет было бы неполным.
Даже те крупицы правды, которые пробились в роман через все политические установки, спущенные свыше, бесконечно важны, так как за ними – авторский талант, за ними – трагедия художника, чей талант был использован для пропаганды утопии, для оправдания насилия и жестокости.
Эта трагедия еще ждет своего исследователя. До конца не прочтенным, не воспринятым остается роман “Поднятая целина”. Дать ему окончательную оценку нам еще предстоит.
Судьба крестьянства в произведениях М. А. Шолохова
Источник: https://soch.biographiya.com/sudba-krestyanstva-v-proizvedeniyax-m-a-sholoxova/
Судьба крестьянства, его положение в России всегда были проблемой, далеко выходящей за рамки экономические, — это была проблема в первую очередь нравственная. Писателями XIX века крестьянин воспринимался как “сеятель и хранитель” родной земли, как носитель высших человеческих ценностей, природной мудрости, согласия с природой.
Российская действительность XX века поставила крестьянство в новые условия; власть, пришедшая под лозунгом “Землю — крестьянам”, во многом вернула времена крепостного права, когда мужики были прикреплены к земле и лишены возможности пользоваться плодами своего труда, а тысячи крестьянских семей вообще были уничтожены.
Год сплошной коллективизации — 1929 — официальные власти именовали “годом великого перелома”. Сегодня историки добавляют к этому: “Перелома хребта крестьянства” — именно тогда все самое талантливое, трудолюбивое, жизнеспособное население деревень было уничтожено в ходе ликвидации кулачества как класса.
В русской литературе XX века тема крестьянской судьбы складывалась очень непросто. С одной стороны, писателей заставляли, обязывали создавать произведения о сельских жителях — это время успел застать застрелившийся в 1930 году Маяковский, писавший о том, что дано задание повернуться “лицом к деревне”, — и поэты дружно берутся его выполнять, вооружившись гуслями.
Сам же автор поясняет, что у него лицо — одно: оно лицо, а не флюгер. Но это у Маяковского. Это — у Пастернака, который, съездив по спецзаданию в творческую командировку, так и не написал о новом счастье колхозной деревни. А сколько было таких, кто написал! Известно, что только за короткий период 1929—1934 гг.
было напечатано более 300 произведений разных жанров о коллективизации, о работе сознательных колхозников и происках кулаков. Строились они по строгим канонам и к реальной картине деревенской жизни имели косвенное отношение. Немного было произведений, в которых встречалась реальная картина, решались реальные проблемы. В их числе, например, роман В.
Вересаева “Сестры”, написанный в 1931 году. Он был издан в 1933 году и сразу осужден тогдашней литературной критикой за неправильную авторскую позицию и больше не печатался до наших дней.
“Ошибочность” же позиции автора заключалась в том, что он дал правдивые и страшные картины раскулачивания, показал, как молодые люди, комсомольцы, приезжают в деревню и по разнарядке разоряют крестьянские дома, обрекают на ссылку и гибель целые семьи, включая стариков и малых детей.
Одна из самых страшных сцен в романе — раскулачивание семьи старого крестьянина, главная вина которого в том, что на собрании он высказал здравую мысль — на своей земле мужик всегда будет работать лучше, чем на общей: “Коли пашня моя, я об декретах не думаю, я на ней с темна до темна работаю, за землей своей смотрю, как за глазом!”.
Вот за эти слова и объявлен он врагом, в его дом приходят, чтобы выгнать оттуда всю семью, отобрать нажитое — недаром старуха называет это “дневным разбоем”. Забирают все, в том числе и детские валенки с ноги маленького мальчика. И вот, когда сани, полные крестьянским добром, отъезжают со двора, ребенок бежит за ними по снегу и просит отдать валенки. И смысл эта сцена обретает глубоко символический — недаром она так врезалась в память одного из комсомольцев, заставила его усомниться в правоте того, что они делают в деревне.
Тогда же, в 1930 году, М. Шолохов задумывает, прервав работу над “Тихим Доном”, написать произведение о современности, о “перевоспитании крестьян в духе коллективизма”, по его собственному выражению.
Так началась работа над “Поднятой целиной”. Творческая история романа необычна — две его книги были написаны в разные годы — довоенные и послевоенные (при эвакуации погибли черновики романа).
Сегодня “Поднятая целина” ставит перед читателем немало вопросов.
Документально подтверждено, что правду о том, как на самом деле завоевывалась новая жизнь, писатель знал уже в начале 30-х годов, видел и то, к чему пришло крестьянство в итоге его отчуждения от земли и собственности, и все же роман — совсем не об этом. Долгие годы он воспринимался как классика советской литературы, произведение, написанное рукою большого мастера, но вот как соотнести сегодня то, что в нем написано, с теперешними представлениями о том периоде, сложившимися на основании вновь открывшихся для нас фактов, документальных свидетельств? Одна из попыток дать новое прочтение роману М. Шолохова сделана автором статьи, опубликованной в 1990 году в журнале “Огонек”, И. Коноваловой.
Статья озаглавлена намеренно полемично: “Михаил Шолохов как зеркало русской коллективизации”. Одна из идей автора в том, что художник цель перед собой поставил одну, а добился другого, правда пересилила ложные установки, и вопреки им было создано достоверное произведение — это можно увидеть на примере образов коммунистов в романе.
Точка зрения И. Коноваловой — один из вариантов современного прочтения произведения. Далеко не все в таком подходе убедительно. И совсем уж трудно согласиться с тем, что, например, Андрей Разметнов — это просто неумелый, едва ли не смешной человек, не способный к крестьянскому труду. Думается, что с шолоховским текстом не все так просто.
В романе тесно переплелись как бы три установки, восходящие к разным источникам: собственное видение, которое позволяет автору правдиво отобразить многое из того, что творилось и в деревне и в человеческих душах: естественное нежелание отдавать нажитое добро, неограниченная власть людей, порой таких далеких от совершенства в нравственном смысле. Как не вспомнить здесь Макара Нагульнова, который угрожает крестьянам оружием и говорит о своей готовности стрелять в баб и ребятишек, если того потребует революция; другая художественная установка в романе идет от авторской же позиции, но основывается не столько на реальной картине жизни, сколько на вере в утопию общего счастливого труда — тогда, в начале 30-х, в это поверили многие, ведь сама эта утопическая мечта опиралась на мечты народные о радости общего труда и справедливом устройстве жизни, опыт такого труда в русской деревне был немалый — от сенокоса до помощи всем селом при постройке дома; и, наконец, третья составляющая романа — это те идеологические догмы, которые, хотел он того или нет, обязан был отразить в романе писатель, здесь и происки врагов, наделенных заведомо зверскими чертами, и не менее звериный образ кулака, уморившего голодом свою мать, и мудрый секретарь райкома партии. Все эти установки, столь различные, переплетаются в романе, создают сложный узор, в котором правда соседствует с искренним заблуждением автора, а реальные проблемы — с надуманными, вроде ожидания Макаром Нагульновым мировой революции. В прочтении романа важно соблюдать принцип историзма, который многое помогает понять в позиции автора. М. Шолохов писал так, как видел, так, как хотел видеть, и так, как его заставляли видеть. Произведение стало своеобразным памятником тому времени. Сегодня мы заново переосмысливаем тему крестьянства, во многом возвращаясь к тем традициям, которые оставил нам прошлый век — в желании видеть в крестьянине не только кормильца и рабочую силу, но и великое нравственное начало человека, ближе всех иных стоящего к земле, к природе.
Как уже говорилось, существуют различные точки зрения на роман М. Шолохова “Поднятая целина”. Наиболее близка мне та, которая трактует произведение как факт истории русской литературы XX века.
Было бы совершенно неверно сбрасывать шолоховский текст “с парохода современности”. Без него наше представление о теме крестьянства в русской прозе предвоенных и послевоенных лет было бы неполным.
Даже те крупицы правды, которые пробились в роман через все политические установки, спущенные свыше, бесконечно важны, так как за ними — авторский талант, за ними — трагедия художника, чей талант был использован для пропаганды утопии, для оправдания насилия и жестокости.
Эта трагедия еще ждет своего исследователя. До конца не прочтенным, не воспринятым остается роман “Поднятая целина”. Дать ему окончательную оценку нам еще предстоит.
Источник: https://moitvoru.ru/index.php/home/sochineniya-po-proizvedeniyam/sholokhov-m-a/5007-sudba-krestyanstva-v-proizvedeniyakh-m-a-sholokhova
Готовые школьные сочинения
июля
14 2014
Судьба крестьянства в произведениях М. А. Шолохова
Судьба крестьянства, его положение в России всегда были проблемой, далеко выходящей за рамки экономические, — это была проблема в первую очередь нравственная. Писателями XIX века крестьянин воспринимался как «сеятель и хранитель» родной земли, как носитель высших человеческих ценностей, природной мудрости, согласия с природой.
Российская действительность XX века поставила крестьянство в новые условия; власть, пришедшая под лозунгом «Землю — крестьянам», во многом вернула времена крепостного права, когда мужики были прикреплены к земле и лишены возможности пользоваться плодами своего труда, а тысячи крестьянских семей вообще были уничтожены.
Год сплошной коллективизации — 1929 — официальные власти именовали «Годом великого перелома». Сегодня историки добавляют к этому: «Перелома хребта крестьянства» — именно тогда все самое талантливое, трудолюбивое, жизнеспособное население деревень было уничтожено в ходе ликвидации кулачества как класса.
В русской литературе XX века тема крестьянской судьбы складывалась очень непросто.
С одной стороны писателей заставляли, обязывали создавать произведения о сельских жителях — это время успел застать застрелившийся в 1930 году Маяковский, писавший о том, что дано задание повернуться «лицом к деревне» — и поэты дружно берутся его выполнять, вооружившись гуслями. Сам же автор поясняет, что у него лицо — одно: оно лицо, а не флюгер. Но это у Маяковского.
Это — у Пастернака, который, съездив по спецзаданию в творческую командировку, так и не написал о новом счастье колхозной деревни. А сколько было таких, кто написал! Известно, что только за короткий период 1929 — 34 гг.
было напечатано более 300 произведений разных жанров о коллективизации, о работе сознательных колхозников и происках кулаков. Строились они по строгим канонам и к реальной картине деревенской жизни имели косвенное отношение.
Немного было произведений, в которых встречалась реальная картина, решались реальные проблемы.
В их числе, например, роман В. Вересаева «Сестры», написанный в 1931 году. Он был издан в 1933 г., сразу осужден тогдашней литературной критикой за неправильную авторскую позицию и больше не печатался до наших дней.
Ошибочность» же позиции автора заключалась в том, что он дал правдивые и страшные картины раскулачивания, показал, как молодые люди, комсомольцы приезжают в деревню и по разнарядке разоряют крестьянские дома, обрекают на ссылку и гибель целые семьи, включая стариков и малых детей. Одна из самых страшных сцен в романе — раскулачивание семьи старого крестьянина, главная вина которого в том, что на собрании он высказал здравую мысль — на своей земле мужик всегда будет работать лучше, чем на общей: «Коли пашня моя, я об декретах не думаю, я на ней с темна до темна работаю, за землей своей смотрю, как за глазом!
». Вот за эти слова и объявлен он врагом, в его дом приходят, чтобы выгнать оттуда всю семью, отобрать нажитое — недаром старуха называет это «дневным разбоем». Забирают все, в том числе и детские валенки с ноги маленького мальчика. И вот, когда сани, полные крестьянским добром, отъезжают со двора, ребенок бежит за ними по снегу и просит отдать валенки.
И смысл эта сцена обретает глубоко символический — недаром она так врезалась в память одного из комсомольцев, заставила его усомниться в правоте того, что они делают в деревне. Тогда же, в 1930 г., М.
Шолохов задумывает, прервав работу над «Тихим Доном», написать произведение о современности, о «перевоспитании крестьян в духе коллективизма», по его собственному выражению. Так началась работа над «Поднятой целиной».
Творческая история романа необычна — две его книги были написаны в разные годы — довоенные и послевоенные (при эвакуации погибли черновики романа).
Сегодня «Поднятая целина» ставит перед читателем немало вопросов.
Документально подтверждено, что правду о том, как на самом деле завоевывалась новая жизнь, писатель знал уже в начале 30-х годов, видел и то, к чему пришло крестьянство в итоге его отчуждения от земли и собственности, и все же роман его — совсем не об этом.
Долгие годы он воспринимался как классика советской литературы, написано произведение рукою большого мастера, но вот как соотнести сегодня то, что в © A L L S o c h.
r u нем написано, с теперешними представлениями о том периоде, сложившимися на основании вновь открывшихся для нас фактов, документальных свидетельств? Одна из попыток дать новое прочтение роману М. Шолохова сделана автором статьи, опубликованной в 1990 году в журнале «Огонек», И. Коноваловой.
Статья озаглавлена намеренно полемично: «Михаил Шолохов как зеркало русской коллективизации».
Одна из идей автора в том, что художник цель перед собой поставил одну, а добился другого, правда пересилила ложные установки, и вопреки им было создано достоверное произведение — это можно увидеть па примере образов коммунистов в романе. Точка зрения И.
Коноваловой — один из вариантов современного прочтения произведения. Далеко не все в таком подходе убедительно. И совсем уж трудно согласиться с тем, что, например, Андрей Разметнов — это просто неумелый, едва ли не смешной человек, не способный к крестьянскому труду.
Думается, что с шолоховским текстом не все так просто.
В романе тесно переплелись как бы три установки, восходящие к разным источникам: собственное авторское видение, которое позволяет ему правдиво отобразить многое из того, что творилось и в деревне и в человеческих душах: естественное нежелание отдавать нажитое добро, неограниченная власть людей, порой таких далеких от совершенстваа в нравственном смысле — как не вспомнить здесь Макара Нагульнова, который угрожает крестьянам оружием и говорит о своей готовности стрелять в баб и. ребятишек, если того потребует революция; другая художественная установка в романе идет от авторской же позиции, но основывается не столько на реальной картине жизни, сколько на вере в утопию общего счастливого труда — тогда, в начале 30-х в это поверили многие, ведь сама эта утопическая мечта опиралась на мечты народные о радости общего труда и справедливом устройстве жизни, опыт такого труда в русской деревне был немалый — от сенокоса до помощи всем селом при постройке дома; и, наконец, третья составляющая романа — это те идеологические догмы, которые, хотел он того или нет, обязан был отразить в романе писатель — здесь и происки врагов, наделенных заведомо зверскими чертами, и не менее звериный образ кулака, уморившего голодом свою мать, и мудрый секретарь райкома партии. Все эти установки, столь различные, переплетаются в романе, создают сложный узор, в котором правда соседствует с искренним заблуждением автора, а реальные проблемы — с надуманными, вроде ожидания Макаром Нагулы шо-вым мировой революции. В прочтении романа важно соблюдать принцип историзма, который многое помогает понять в позиции автора.
М. Шолохов писал так, как видел, так, как хотел видеть, и так, как его заставляли видеть. Произведение стало своеобразным памятником тому времени.
Сегодня мы заново переосмысливаем тему крестьянства, во многом возвращаясь к тем традициям, которые оставил нам прошлый век — в желании видеть в крестьянине не только кормильца и рабочую силу, но и великое нравственное начало человека, ближе всех иных стоящего к земле, к природе. Как было сказано выше, существуют различные точки зрения на роман М. Шолохова «Поднятая целина».
Наиболее близка мне та, которая трактует произведение как факт истории русской литературы XX века. Было бы совершенно неверно сбрасывать шолоховский текст «с парохода современности». Без него наше представление о теме крестьянства в русской прозе предвоенных и послевоенных лет было бы неполным.
Даже те крупицы правды, которые пробились в роман через все политические установки, спущенные свыше, бесконечно важны, так как за ними — авторский талант, за ними — трагедия художника, чей талант был использован для пропаганды утопии, для оправдания насилия и жестокости. Эта трагедия еще ждет своего исследователя. До конца не прочтенным, не воспринятым остается роман «Поднятая целина».
Дать ему окончательную оценку нам еще предстоит.
Нужна шпаргалка? Тогда сохрани — » Судьба крестьянства в произведениях М. А. Шолохова . Литературные сочинения!
Источник: http://www.testsoch.net/sudba-krestyanstva-v-proizvedeniyax-m-a-sholoxova/
Судьба крестьянства в произведениях М.А.Шолохова
Судьба крестьянства в произведениях М.А.Шолохова
Судьба крестьянства, его положение в России всегда были проблемой, далеко выходящей за рамки экономические, — это была проблема в первую очередь нравственная.
Писателями XIX века крестьянин воспринимался как «сеятель и хранитель» родной земли, как носитель высших человеческих ценностей, природной мудрости, согласия с природой.
Российская действительность XX века поставила крестьянство в новые условия; власть, пришедшая под лозунгом «Землю — крестьянам», во многом вернула времена крепостного права, когда мужики были прикреплены к земле и лишены возможности пользоваться плодами своего труда, а тысячи крестьянских семей вообще были уничтожены.
Год сплошной коллективизации — 1929 — официальные власти именовали «Годом великого перелома». Сегодня историки добавляют к этому: «Перелома хребта крестьянства» — именно тогда все самое талантливое, трудолюбивое, жизнеспособное население деревень было уничтожено в ходе ликвидации кулачества как класса.
В русской литературе XX века тема крестьянской судьбы складывалась очень непросто.
С одной стороны писателей заставляли, обязывали создавать произведения о сельских жителях — это время успел застать застрелившийся в 1930 году Маяковский, писавший о том, что дано задание повернуться «лицом к деревне» — и поэты дружно берутся его выполнять, вооружившись гуслями.
Сам же автор поясняет, что у него лицо — одно: оно лицо, а не флюгер. Но это у Маяковского. Это — у Пастернака, который, съездиив по спецзаданию в творческую командировку, так и не написал о новом счастье колхозной деревни. А сколько было таких, кто написал! Известно, что только за короткий период 1929-34 гг.
было напечатано более 300 произведений разных жанров о коллективизации, о работе сознательных колхозников и происках кулаков. Строились они по строгим канонам и к реальной картине деревенской жизни имели косвенное отношение. Немного было произведений, в которых встречалась реальная картина, решались реальные проблемы. В их числе, например, роман В.
Вересаева «Сестры», написанный в 1931 году. Он был издан в 1933 г., сразу осужден тогдашней литературной критикой за неправильную авторскую позицию и больше не печатался до наших дней.
«Ошибочность» же позиции автора заключалась в том, что он дал правдивые и страшные картины раскулачивания, показал, как молодые люди, комсомольцы приезжают в деревню и по разнарядке разоряют крестьянские дома, обрекают на ссылку и гибель целые семьи, включая стариков и малых детей.
Одна из самых страшных сцен в романе — раскулачивание семьи старого крестьянина, главная вина которого в том, что на собрании он высказал здравую мысль — на своей земле мужик всегда будет работать лучше, чем на общей: «Коли пашня моя, я об декретах не думаю, я на ней с темна до темна работаю, за землей своей смотрю, как за глазом!». Вот за эти слова и объявлен он врагом, в его дом приходят, чтобы выгнать оттуда всю семью, отобрать нажитое — недаром старуха называет это «дневным разбоем». Забирают все, в том числе и детские валенки с ноги маленького мальчика. И вот, когда сани, полные крестьянским добром, отъезжают со двора, ребенок бежит за ними по снегу и просит отдать валенки. И смысл эта сцена обретает глубоко символический — недаром она так врезалась в память одного из комсомольцев, заставила его усомниться в правоте того, что они делают в деревне.
Тогда же, в 1930 г., М.Шолохов задумывает, прервав работу над «Тихим Доном», написать произведение о современности, о «перевоспитании крестьян в духе коллективизма», по его собственному выражению. Так началась работа над «Поднятой целиной». Творческая история романа необычна — две его книги были написаны в разные годы — довоенные и послевоенные (при эвакуации погибли черновики романа).
Сегодня «Поднятая целина» ставит перед читателем немало вопросов. Документально подтверждено, что правду о том, как на самом деле завоевывалась новая жизнь, писатель знал уже в начале 30-х годов, видел и то, к чему пришло крестьянство в итоге его отчуждения от земли и собственности, и все же роман его — совсем не об этом.
Долгие годы он воспринимался как классика советской литературы, написано произведение рукою большого мастера, но вот как соотнести сегодня то, что в нем написано, с теперешними представлениями о том периоде, сложившимися на основании вновь открывшихся для нас фактов, документальных свидетельств? Одна из попыток дать новое прочтение роману М.
Шолохова сделана автором статьи, опубликованной в 1990 году в журнале «Огонек», И.Коноваловой. Статья озаглавлена намеренно полемично: «Михаил Шолохов как зеркало русской коллективизации».
Одна из идей автора в том, что художник цель перед собой поставил одну, а добился другого, правда пересилила ложные установки, и вопреки им было создано достоверное произведение — это можно увидеть на примере образов коммунистов в романе. Точка зрения И.Коноваловой — один из вариантов современного прочтения произведения.
Далеко не все в таком подходе убедительно. И совсем уж трудно согласиться с тем, что, например, Андрей Разметнов — это просто неумелый, едва ли не смешной человек, не способный к крестьянскому труду. Думается, что с шолоховским текстом не все так просто.
В романе тесно переплелись как бы три установки, восходящие к разным источникам: собственное авторское видение, которое позволяет ему правдиво отобразить многое из
Источник: http://geum.ru/doc/work/173853/index.php
Сочинение «Судьбы крестьянства в романе М. А. Шолохова «Поднятая целина»
Роман «Поднятая целина» М. А. Шолохов начал писать по горячим следам событий – тогда, когда партия приняла решение о сплошной коллективизации и в село было направлено 25 тысяч рабочих, которые должны были организовать колхозы. Писатель даже отложил на время работу над «Тихим Доном». Последнему обстоятельству есть два объяснения.
В советском литературоведении прежних лет утверждалось, что события конца 20-х – начала 30-х годов в деревне настолько увлекли М. Шолохова, что писать об этом ему было интереснее, чем продолжать работу над «Тихим Доном». Но есть и другое мнение, которое состоит в том, что «Поднятая целина» – это лишь исполнение заказа «верхов». И М. А.
Шолохов пошел на это, чтобы заслужить право в другом произведении – в романе «Тихий Дон» – сказать правду.
Как бы то ни было, «Поднятая целина» – это очень яркое произведение, где даны многие интересные типы крестьян и прослежены судьбы донских казаков.
Роман начинается с того, что в хутор Гремячий Лог одновременно приезжают двадцатипятитысячник Семен Давыдов и бывший есаул Половцев.
Давыдов появляется в хуторе ясным утром, а Половцев пробирается тайком, ночью, и цели у них тоже противоположные.
Семен Давыдов мечтает с помощью колхозов вывести людей из нищеты, а Половцев надеется возвратить свои прежние привилегии под знаменем священной частной собственности.
Первое собрание гремяченцев показало, что люди настороженно относятся к идее колхоза. М.
Шолохов пытается убедить читателя, что настороженность связана с враждебной пропагандой, утверждавшей о колхозах самое невероятное: «жены, чашки, плошки – все будет общее».
Вся логика романа состоит в том, что коммунисты словом и делом доказывают преимущества колхозного строя, а рядовые хуторяне в конце концов принимают новую жизнь и довольны своей судьбой.
Так, Кондрат Майданников, который еще в гражданскую воевал за советскую власть, через мучительные сомнения и «подлюку-жалость» к своему добру приходит к новой жизни, а после гибели Давыдова становится даже председателем колхоза.
Идея, связанная с этим персонажем, такова: человек должен научиться любить и беречь общественное добро, как свое собственное.
Кондрату это удалось: вначале он жалеет только своих быков, отданных в колхозное стадо, норовит «своему коньку подкинуть сенца получше», а затем у него появилось беспокойство обо всем хозяйстве.
Но, к сожалению, в реальной жизни слишком часто оказывается, что общее воспринимается людьми как ничье. Отсюда проистекает бесхозяйственность, неразбериха, и в конечном итоге именно такое отношение к общему достоянию привело к краху колхозного строя в нашей стране.
Заблуждался ли Шолохов,— или он шел на сознательное искажение фактов, хорошо ему известных? Трудно ответить на этот вопрос однозначно.
Наверное, нельзя быть убедительным, достоверным, если сам не веришь в то, что проповедуешь. А у М. А.
Шолохова коммунисты и вообще защитники колхозного строя неизмеримо более привлекательны, чем враги — Островнов, убивший свою мать, циничный Лятьевский или Половцев, готовый утопить Дон в крови.
Бывший путиловский слесарь Семен Давыдов привлекателен своим вниманием к людям, его красит стремление понять человека. Для него руководить – это значит учить работать, а вовсе не демонстрировать свою власть.
Сомнительна, правда, та сцена, где рабочий Давыдов учит природных хлеборобов пахать землю. Конечно, здесь отразилось представление о том, что убежденный коммунист будет впереди в любом деле.
Это сегодня многократно разоблачено, а руководящая роль партии больше не признается обществом.
Интересен образ секретаря гремяченской партячейки Макара Нагульнова. Словно в горячечном сне живет Макар, которому мерещатся мировые пожары и потрясения. Он уверен, что вот-вот грянет мировая революция, и ему, Макару, надо будет учить тамошних рабочих, «как обойтись с мировой контрой».
Для этого ему понадобился английский язык, из которого он за три месяца «толечко восемь слов наизусть выучил». К тем, кто не разделяет его убеждений, Макар с легкостью применяет насилие.
«Путаник, но ведь страшно свой же», – говорит о нем Давыдов, имея в виду преданность Макара «родимой партии».
Сложен и неоднозначен образ председателя сельсовета Андрея Разметнова. В нем коммунистическая убежденность сочетается с мягкостью и человеческой добротой, и этим он выгодно отличается от Макара. В то же время глава хуторской советской власти – человек в какой-то мере никчемный.
Он так отремонтировал крышу Марине Поярковой, что дед Щукарь, переделывая все, клял негодную работу Андрея последними словами. Может быть, М.
Шолохов тонким намеком давал понять читателю, что руководящие посты при советской власти слишком часто занимали люди, не способные на конкретную результативную работу.
Рядовые колхозники в финальных сценах романа пополняют гремяченскую партячейку. В торжественной обстановке, на общем собрании принимают в партию лучших: Кондрата Майданникова, Демку Ушакова, Павла Любишкина.
Хотя роман кончается трагически – гибелью Давыдова и Нагульнова, общее звучание его оптимистично, потому что остался колхоз, созданный усилиями коммунистов, и в нем трудятся новые люди советской деревни. Новая жизнь была завоевана в упорной борьбе. М.
Шолохов даже хотел назвать свой роман о коллективизации «С потом и кровью», чтобы подчеркнуть трудность и опасность этого процесса. Но он остановился на названии «Поднятая целина», потому что самым важным в процессе коллективизации ему казалось перерождение сознания человека.
«Поднятая целина» – это не просто вспаханная залежная земля; в процессе колхозного строительства поднималась вековая целина собственнических представлений и дремучих предрассудков.
Источник: http://diktanty.ru/sochinenie-sudby-krestyanstva-v-romane-m-a-sholoxova-podnyataya-celina/
Сочинение на тему Судьба крестьянства в произведениях М. А. Шолохова по литературе
Судьба крестьянства в произведениях М. А. Шолохова
Судьба крестьянства, его положение в России всегда были проблемой, далеко выходящей за рамки экономические, — это была проблема в первую очередь нравственная.
Писателями XIX века крестьянин воспринимался как “сеятель и хранитель” родной земли, как носитель высших человеческих ценностей, природной мудрости, согласия с природой. Российская действительность XX века поставила крестьянство в новые условия; власть, пришедшая под лозунгом “Землю — крестьянам”, во многом вернула времена крепостного права, когда мужики были прикреплены к земле и лишены возможности пользоваться плодами своего труда, а тысячи крестьянских семей вообще были уничтожены.
Год сплошной коллективизации — 1929 — официальные власти именовали “годом великого перелома”.
Сегодня историки добавляют к этому: “Перелома хребта крестьянства” — именно тогда все самое талантливое, трудолюбивое, жизнеспособное население деревень было уничтожено в ходе ликвидации кулачества как класса.
В русской литературе XX века тема крестьянской судьбы складывалась очень непросто.
РЎ РѕРґРЅРѕР№ стороны, писателей заставляли, обязывали создавать произведения Рѕ сельских жителях — это время успел застать застрелившийся РІ 1930 РіРѕРґСѓ Маяковский, писавший Рѕ том, что дано задание повернуться “лицом Рє деревне”, — Рё поэты дружно берутся его выполнять, вооружившись гуслями. Сам же автор поясняет, что Сѓ него лицо — РѕРґРЅРѕ: РѕРЅРѕ лицо, Р° РЅРµ флюгер. РќРѕ это Сѓ Маяковского. Рто — Сѓ Пастернака, который, съездив РїРѕ спецзаданию РІ творческую командировку, так Рё РЅРµ написал Рѕ РЅРѕРІРѕРј счастье колхозной деревни. Рђ сколько было таких, кто написал!
�звестно, что только за короткий период 1929—1934 гг. было напечатано более 300 произведений разных жанров о коллективизации, о работе сознательных колхозников и происках кулаков.
Строились они по строгим канонам и к реальной картине деревенской жизни имели косвенное отношение. Немного было произведений, в которых встречалась реальная картина, решались реальные проблемы.
В их числе, например, роман В. Вересаева “Сестры”, написанный в 1931 году. Он был издан в 1933 году и сразу осужден тогдашней литературной критикой за неправильную авторскую позицию и больше не печатался до наших дней.
“Ошибочность” же позиции автора заключалась в том, что он дал правдивые и страшные картины раскулачивания, показал, как молодые люди, комсомольцы, приезжают в деревню и по разнарядке разоряют крестьянские дома, обрекают на ссылку и гибель целые семьи, включая стариков и малых детей.
Одна из самых страшных сцен в романе — раскулачивание семьи старого крестьянина, главная вина которого в том, что на собрании он высказал здравую мысль — на своей земле мужик всегда будет работать лучше, чем на общей: “Коли пашня моя, я об декретах не думаю, я на ней с темна до темна работаю, за землей своей смотрю, как за глазом!”. Вот за эти слова и объявлен он врагом, в его дом приходят, чтобы выгнать оттуда всю семью, отобрать нажитое — недаром старуха называет это “дневным разбоем”. Забирают все, в том числе и детские валенки с ноги маленького мальчика. � вот, когда сани, полные крестьянским добром, отъезжают со двора, ребенок бежит за ними по снегу и просит отдать валенки. � смысл эта сцена обретает глубоко символический — недаром она так врезалась в память одного из комсомольцев, заставила его усомниться в правоте того, что они делают в деревне.
Тогда же, в 1930 году, М.
Шолохов задумывает, прервав работу над “Тихим Доном”, написать произведение о современности, о “перевоспитании крестьян в духе коллективизма”, по его собственному выражению. Так началась работа над “Поднятой целиной”. Творческая история романа необычна — две его книги были написаны в разные годы — довоенные и послевоенные (при эвакуации погибли черновики романа). Сегодня “Поднятая целина” ставит перед читателем немало вопросов.
Документально подтверждено, что правду о том, как на самом деле завоевывалась новая жизнь, писатель знал уже в начале 30-х годов, видел и то, к чему пришло крестьянство в итоге его отчуждения от земли и собственности, и все же роман — совсем не об этом. Долгие годы он воспринимался как классика советской литературы, произведение, написанное рукою большого мастера, но вот как соотнести сегодня то, что в нем написано, с теперешними представлениями о том периоде, сложившимися на основании вновь открывшихся для нас фактов, документальных свидетельств? Одна из попыток дать новое прочтение роману М. Шолохова сделана автором статьи, опубликованной в 1990 году в журнале “Огонек”, �. Коноваловой.
Статья озаглавлена намеренно полемично: “Михаил Шолохов как зеркало русской коллективизации”.
Одна из идей автора в том, что художник цель перед собой поставил одну, а добился другого, правда пересилила ложные установки, и вопреки им было создано достоверное произведение — это можно увидеть на примере образов коммунистов в романе. Точка зрения �. Коноваловой — один из вариантов современного прочтения произведения. Далеко не все в таком подходе убедительно. � совсем уж трудно согласиться с тем, что, например, Андрей Разметнов — это просто неумелый, едва ли не смешной человек, не способный к крестьянскому труду. Думается, что с шолоховским текстом не все так просто.
В романе тесно переплелись как бы три установки, восходящие к разным источникам: собственное видение, которое позволяет автору правдиво отобразить многое из того, что творилось и в деревне и в человеческих душах: естественное нежелание отдавать нажитое добро, неограниченная власть людей, порой таких далеких от совершенства в нравственном смысле.
Как не вспомнить здесь Макара Нагульнова, который угрожает крестьянам оружием и говорит о своей готовности стрелять в баб и ребятишек, если того потребует революция; другая художественная установка в романе идет от авторской же позиции, но основывается не столько на реальной картине жизни, сколько на вере в утопию общего счастливого труда — тогда, в начале 30-х, в это поверили многие, ведь сама эта утопическая мечта опиралась на мечты народные о радости общего труда и справедливом устройстве жизни, опыт такого труда в русской деревне был немалый — от сенокоса до помощи всем селом при постройке дома; и, наконец, третья составляющая романа — это те идеологические догмы, которые, хотел он того или нет, обязан был отразить в романе писатель, здесь и происки врагов, наделенных заведомо зверскими чертами, и не менее звериный образ кулака, уморившего голодом свою мать, и мудрый секретарь райкома партии. Все эти установки, столь различные, переплетаются в романе, создают сложный узор, в котором правда соседствует с искренним заблуждением автора, а реальные проблемы — с надуманными, вроде ожидания Макаром Нагульновым мировой революции.
В прочтении романа важно соблюдать принцип историзма, который многое помогает понять в позиции автора. М.
Шолохов писал так, как видел, так, как хотел видеть, и так, как его заставляли видеть. Произведение стало своеобразным памятником тому времени.
Сегодня мы заново переосмысливаем тему крестьянства, во многом возвращаясь к тем традициям, которые оставил нам прошлый век — в желании видеть в крестьянине не только кормильца и рабочую силу, но и великое нравственное начало человека, ближе всех иных стоящего к земле, к природе.
Как уже говорилось, существуют различные точки зрения на роман М. Шолохова “Поднятая целина”. Наиболее близка мне та, которая трактует произведение как факт истории русской литературы XX века.
Было бы совершенно неверно сбрасывать шолоховский текст “с парохода современности”. Без него наше представление о теме крестьянства в русской прозе предвоенных и послевоенных лет было бы неполным.
Даже те крупицы правды, которые пробились РІ роман через РІСЃРµ политические установки, спущенные свыше, бесконечно важны, так как Р·Р° РЅРёРјРё — авторский талант, Р·Р° РЅРёРјРё — трагедия художника, чей талант был использован для пропаганды утопии, для оправдания насилия Рё жестокости. Рта трагедия еще ждет своего исследователя. До конца РЅРµ прочтенным, РЅРµ воспринятым остается роман “Поднятая целина”. Дать ему окончательную оценку нам еще предстоит.
Источник: http://spisivay.ru/sochinenie/qpfskpkvtr/index.html
Загрузка...
