Сочинение интервью с писателем

Сегодня ее собеседник — российский писатель и режиссер, бывший главный редактор телеканала «Дождь», автор бестселлера «Вся кремлевская рать» и один из создателей Мобильного художественного театра Михаил Зыгарь.

Но страшной была не война

Мне было 20 лет, когда я приехал на войну в Ирак. Каждый по-разному пытается доказать окружающим, что он молодец, что он крутой, что он круче, чем окружающие. И у меня таким доказательством волею случая стала работа военным корреспондентом на войне.

В институте мне дали на выбор — французский, немецкий, португальский и арабский, и я решил, что французский — это скучно, немецкий — это вообще никому не нужно, португальский — это классно, но бесперспективно, а арабский — наверное, это рвака, это жесть и прикол.

Например, работаешь военным корреспондентом и в какой-то момент понимаешь, что ты пишешь про войну, на которую всем наплевать, и это никто не читает, и от твоей работы ничего не меняется. И это относится к любой работе и любой жизни: если ты хочешь произвести на кого-то впечатление, но вдруг понимаешь, что это бессмысленно и бесполезно, это довольно страшно.

Невозможно никого поменять

Невозможно никого поменять и никого ничему научить, это точно. Невозможно никого перевоспитать. Люди каким-то образом меняются по ходу жизни — все и очень сильно, но это какие-то их внутренние процессы. То, что можно массово кого-то перевоспитать или чему-то научить — это иллюзия. И это очень важное знание, которым многие люди пренебрегают, они его не учитывают.

Я — как все

Мы так часто не готовы признать, что слабы, что часто руководствуемся не логикой, а какими-то странными эмоциональными порывами, что часто что-то делаем так, а не иначе, потому что испугались — а потом, в попытке себя оправдать, задним числом придумываем объяснения, почему мы все-таки были правы.

Мы придумываем себе биографию, которая нас психологически устраивает — и рассказываем ее другим. Потому что рассказать по-другому — неловко или стыдно. И я — как все. Я тоже такой человек, я знаю это про себя — и поэтому могу понять это про других.

Я сопоставляю себя с персонажами, о которых я пишу, и вижу очень хорошо все свои прежние ошибки. Когда я был молодым и работал на войне, я считал себя супергероем, а все относились ко мне, как просто к обычному чуваку, и меня это как-то ужасно ранило.

Но по прошествии времени я разобрался в каких-то своих комплексах и понял, что я многие вещи в жизни совершал из-за собственных комплексов, из-за собственных понтов, из-за стремления доказать, что я не такой, какой я есть на самом деле, не такой, как все.

У очень многих замечательных поступков — не самые замечательные мотивации. И часто, когда ты делаешь что-то очень классное, ты в глубине души стремишься не сделать что-то классное, а выглядеть очень классно. И именно это ужасно интересно.

Сложность устройства каждого из нас

Если всем давать скидку, если не требовать ни от кого, чтобы они обязательно были супергероями и все делали на сто процентов… становится проще понимать людей, не винить их, прощать им ошибки и, главное, понимать сложность устройства каждого из нас.

Клубничные поля

На войне не всегда страшно. Одна из самых прикольных поездок — в Ливан, куда меня повезли лидеры «Хезболлы». На юге страны есть город с фантастическими клубничными полями, которые фактически контролировались террористической организацией. Это было довольно любопытно.

«Империя должна умереть»

Я долгое время работал политическим журналистом, и меня стало от всего этого тошнить: потому что ничего нового не происходило, и я просто больше не мог читать новости. И я себе придумал другие новости: решил, что я буду сейчас не про то, что сейчас происходит, а про то, что происходило сто лет назад.

Это было довольно естественно. Мне было очень интересно написать про то, как жили люди до революции, этот период очень увлекателен, если относиться к людям того времени не как к мертвякам, не как к скучной истории, а как к живым людям, которых ты видишь, чувствуешь, как если бы ты смотрел про них сериал.

И я такой сериал выстроил: круче любой «Игры престолов»!

Писал книгу в бассейне

Когда я писал книгу «Вся кремлевская рать», я придумывал ее структуру в бассейне, нарезая круги туда-сюда. Благо у меня очень хорошая память. У меня много разных пробелов в образовании, но память у меня очень хорошая — и это мне заменяет многое.

Я помню любую мелочь, которую я слышал или видел в жизни. Порой это даже мешает: столько всякого шлака приходится за собой таскать. Но иногда, наоборот, помогает. Откуда я это знаю? Откуда-то знаю. Эта книга — об истории современной России.

Поэтому книга — единственный возможный жанр, в котором можно было это опубликовать.

Вдохновение придумали лентяи

Вдохновение придумали лентяи, его не существует. Я помню, когда я работал на «Дожде», ужасно бесился, когда мне говорили, что текст ролика еще не готов, потому что у копирайтера нет вдохновения.

Я прямо кидался вещами в стену! Какое вдохновение? Мы вот работаем пальцами, а они вдохновением? Нет никакого вдохновения — садишься и фигачишь.

Но, безусловно, чтобы начать писать, нужно сделать над собой «трудовое усилие», заставить себя сконцентрироваться, привести себя в правильное состояние.

Мне, например, тяжело работать дома, проще писать, перемещаясь из одного кафе в другое: когда вокруг люди шумят, это создает определенную звуковую завесу — и ты перестаешь отвлекаться. Ты сидишь, вокруг что-то происходит, а ты углубляешься в свои мысли и работаешь. А еще я очень люблю писать в самолете.

Человек-челленджер

Поскольку вся моя жизнь состоит из испытаний, таких челленджей, то я и есть человек-челленджер. Кстати, американский космический корабль, который назывался «Челленджер», однажды взорвался прямо на старте…

Право на безумие

Было продано около 200 тысяч только бумажных книг «Вся кремлевская рать», а потому, когда я снова пришел в издательство со словами: «А теперь я буду писать про революцию 1917 года», они покрутили пальцами у своих висков, но денег дали: успехом я заработал себе право на безумие. Они смахнули слезу, а я добавил: «Но теперь вы будете мне платить в десять раз больше». Они смахнули слезу еще раз и согласились. И я должен сказать, что у меня гениальное издательство, я их очень люблю, они прекрасные, честнейшие люди, поэтому с ними очень приятно работать.

Текст — это никому не нужный полуфабрикат

Мне кажется, что нет особенной разницы между писателем, режиссером и подобными профессиями в 21-м веке. Когда-то давным-давно она точно была, а сейчас производство контента — это куда более целостное мероприятие. Сейчас журналист — это производитель контента, а контент перестал быть исключительно текстом.

Текст — вообще не контент, текст — это никому не нужный полуфабрикат. Контент — это все вместе, это и видео, и аудио, и это даже не носитель, это впечатление, которое ты производишь на потребителя контента. И тут все время нужно понимать, что ты производишь целостный продукт. Когда я делал документальные фильмы на «Дожде», я был режиссером.

И это очень интересная работа над собой, потому что, если ты знаешь, что пишешь книжку, и ты должен очень тщательно отшлифовать каждое предложение, ты точно также должен отшлифовать каждый кадр, чтобы не было мелочей. Мелочей не бывает.

Радикально менять почерк

Мне хотелось бы, чтобы у нас была аудитория моложе, чем та, к которой я привык. Когда я работал журналистом, я понимал, что моя аудитория — это, скорее, 35+. Сейчас мне важно говорить с людьми 35-: это те, кто еще не успел закостенеть, забронзоветь, еще не все для себя понял.

А чтобы говорить с ними, нужно радикально менять почерк, стиль. Когда ты разговариваешь с аудиторией 35+, они уже все для себя решили, и им или нравится, они с тобой согласны — или не согласны. Если не согласны, то они не будут смотреть.

А поколению 35- может понравиться одно, третье, пятое, они еще могут передумать. Им может понравиться что-то совершенно неожиданное, и это такая аудитория, которая является законодателем стиля. И «старенькие» в итоге будут смотреть то, что смотрят молодые, даже если не понимают этого.

А вот молодые не будут смотреть то, что смотрят старенькие.

И многие живы

У нас есть компания Future History («История будущего»). Один из ее продуктов — сериал 1968.DIGITAL, главным спонсором которого стал Альфа-банк.

Заработать нам не удалось, потому что проект был очень дорогим: сериал выходил в Америке на сайте Buzzfeed News, во Франции на сайте Libération и в России на «Амедиатеке», у нас были три языковые версии, и производство контента на трех языках и глобальная аудитория означают, что ни малейшей скидки на то, что «и так прокатит», быть не может. И по правам должен быть очищен каждый кадр и каждая секунда. А значит, нам нужны были американские юристы, которые очищали права. И американские юристы съели все, прямо все! Это того стоило, мы получили огромное удовольствие и колоссальный опыт. А опыт — это вообще бесценно, и я горжусь всем, что мы сделали. Я горжусь тем, что мы это закончили, и многие живы. (Смеется.) Мы никогда больше не будем прежними.

Мне захотелось собственных детей

Я не тот человек, который любит сидеть на теплом месте. Мне интересно двигаться. Почему я ушел с «Дождя»? Потому что у меня было ощущение, что все, что я мог и должен был сделать, я сделал. И все, что я хочу делать дальше, выходит за рамки телеканала.

Потому что это не мой телеканал. Невозможно осчастливить против воли, невозможно сделать ремонт в чужом доме.

Если ты работаешь няней у чужого ребенка, даже с рождения, и даже если этот ребенок считает тебя родным отцом, ты все равно являешься ему нанятой няней, и ты не можешь принимать решения о том, как дальше этому ребенку жить, куда ему поступать, это решение должен принимать родитель.

Я не являлся биологическим родителем. Я до сих пор искренне люблю Наташу Синдееву, биологическую мать телеканала, но… мне захотелось собственных детей. (Смеется.) И я их уже наплодил и продолжаю плодить.

На пороге

Надеюсь, сейчас я нахожусь на пороге большой кинематографической карьеры: наша студия вплотную ныряет в кинопроизводство, и через пару лет будет много всего интересного. В том числе полный метр в кинотеатрах и сериалы на платформах. Главное, понимать: будущее — за интернет-платформами. Сегодня все кино — в телефоне.

Театр в кармане

Наш мобильный театр — это новоизобретенный жанр: театр без помещения, без здания. Это мобильное приложение, в котором каждый месяц выходит новый аудиоспектакль, вписанный в городское пространство.

То есть вы гуляете по какому-то району города, с навигатором в телефоне, который ведет вас по маршруту, и одновременно в ушах у вас разыгрывается спектакль, в который вписано все, что вы видите вокруг — каждое здание, каждая скамейка, дерево. У нас вышло уже шесть спектаклей.

А полгода назад мы запустили это приложение «Мобильный художественный театр» — и нас выдвинули на «Золотую маску», то есть театральное сообщество признало мобильный театр в качестве настоящего театра. Билет на один спектакль стоит 379 рублей — и нет ни времени, ни ограничения по количеству зрителей.

Кирилл Серебренников сыграл сам себя в самом первом спектакле, Чулпан Хаматова, Ян Гэ и Один Байрон сыграли в спектакле «Свинарка и пастух», Ингеборга Дапкунайте играла Воланда, Леонид Парфенов — Берлиоза в «Мастере и Маргарите», Саша Ребенок — Маргариту, Юра Колокольников — Мастера.

Но главная наша новость — это наш первый детский спектакль: детям понравилось, а дети не врут, они не могут сделать вид, что им интересно, если им скучно. И к сегодняшнему дню мы запустили Мобильный художественный театр в Санкт-Петербурге со спектаклем «Я жила» по воспоминаниям поэтессы Ольги Берггольц, который озвучила Лиза Боярская.

Трибунка

Энди Уорхол придумал, что искусство — это не то, что художник делает, а сам художник. И Ким Кардашьян придумал Энди Уорхол. Чтобы тебя люди воспринимали, они должны воспринимать именно тебя — они должны представлять твое лицо. Чтобы иметь возможность сказать то, что ты думаешь, максимальной аудитории, нужно эту максимальную аудиторию завоевать.

Нужно, чтобы большое количество людей хотело слышать то, что ты говоришь, и воспринимать то, что ты говоришь. Мне кажется, с этой целью нужно заниматься развитием собственного бренда.

А как ты потом распорядишься этим брендом — это уже твое дело, можешь рекламировать презервативы, а можешь делать что-то более осмысленное и интересное, нести какие-то ценности, заниматься образованием для детей.

Но чтобы тебя кто-нибудь услышал, нужна какая-то подставочка, трибунка или хотя бы картонная коробка из-под телевизора, нужно, чтобы люди почему-то захотели тебя послушать, причем люди очень разные. Кто-то будет тебя читать, потому что увидел книжку в магазине, а кто-то, потому что видели интересный пост в «Инстаграме». С аудиторией нужно разговаривать на ее современном языке.

Путешествовать в одно лицо

Для качественного отдыха нужно правильное душевное состояние, которого сейчас у меня нет. Сейчас я просто не в состоянии отдыхать.

Но вообще я очень люблю путешествовать: могу много ездить, могу лежать на пляже и писать книжку, могу заниматься спортом. Главное, я не могу путешествовать один.

С тех пор, как я был военным корреспондентом и активно ездил по горячим точкам, я возненавидел ощущение путешествия в одно лицо: изредка меня сопровождал фотограф, но обычно на войне ты один на один с собой.

Источник: https://posta-magazine.ru/article/mikhail-zygar-interview/

Александр Пушкин: «Наше предназначение — есть, пить и быть свободными»

Общество

Великий русский поэт — о своем дебюте, отношении к критикам, блюстителям нравственности, о воспитании молодежи и уроках истории

А. С. Пушкин. Портрет работы В. Тропинина. 1827 год.

РП начинает цикл воображаемых интервью с писателями в Пушкинский день России — 6 июня 1799 года родился Александр Пушкин, солнце русской поэзии, наше все. Естественно, что первую беседу мы провели с Александром Сергеевичем. В ней использованы цитаты из записных книжек поэта, автобиографических заметок и писем.

— Александр Сергеевич, помните ли вы, кто и когда первым оценил ваш дар?

— Это было в 1815 году, на публичном экзамене в Лицее. Когда узнали мы, что Державин будет к нам, все мы взволновались. Дельвиг вышел на лестницу, чтоб дождаться его и поцеловать ему руку, руку, написавшую «Водопад». Державин приехал.

Он вошел в сени, и Дельвиг услышал, как он спросил у швейцара: где, братец, здесь нужник? Этот прозаический вопрос разочаровал Дельвига, который отменил свое намерение и возвратился в залу. Дельвиг это рассказывал мне с удивительным простодушием и веселостию. Державин был очень стар.

Он был в мундире и в плисовых сапогах. Экзамен наш очень его утомил. Он сидел, подперши голову рукою. Лицо его было бессмысленно, глаза мутны, губы отвислы: портрет его (где представлен он в колпаке и халате) очень похож. Он дремал до тех пор, пока не начался экзамен в русской словесности.

Тут он оживился, глаза заблистали; он преобразился весь. Разумеется, читаны были его стихи, разбирались его стихи, поминутно хвалили его стихи. Он слушал с живостью необыкновенной. Наконец вызвали меня. Я прочел мои «Воспоминания в Царском Селе», стоя в двух шагах от Державина.

Я не в силах описать состояния души моей: когда дошел я до стиха, где упоминаю имя Державина, голос мой отроческий зазвенел, а сердце забилось с упоительным восторгом…

Не помню, как я кончил свое чтение, не помню, куда убежал. Державин был в восхищении; он меня требовал, и хотел меня обнять… Меня искали, но не нашли…

— Что такое, по-вашему, вдохновение? Необходимо ли вам оно?

— Вдохновение есть расположение души к живейшему принятию впечатлений и соображению понятий, следственно, и объяснению оных. Вдохновение нужно в геометрии, как и в поэзии.

— Чего вы старались избегать в своем творчестве и к чему всегда стремились?

— Точность и краткость — вот первые достоинства прозы. Она требует мыслей и мыслей — без них блестящие выражения ни к чему не служат. Стихи дело другое, впрочем, в них не мешало бы нашим поэтам иметь сумму идей гораздо позначительней, чем у них обыкновенно водится. С воспоминаниями о протекшей юности литература наша далеко вперед не подвинется.

А что сказать об наших писателях, которые, почитая за низость изъяснить просто вещи самые обыкновенные, думают оживить детскую прозу дополнениями и вялыми метафорами? Эти люди никогда не скажут «дружба», не прибавя: сие священное чувство, коего благородный пламень и пр. Должно бы сказать: рано поутру — а они пишут: едва первые лучи восходящего солнца озарили восточные края лазурного неба — ах как это все ново и свежо, разве оно лучше потому только, что длиннее.

Читаю отчет какого-нибудь любителя театра: сия юная питомица Талии и Мельпомены, щедро одаренная Апол… боже мой, да поставь: эта молодая хорошая актриса — и продолжай — будь уверен, что никто не заметит твоих выражений, никто спасибо не скажет.

— Ваши произведения — образец великой русской литературы. Но в свое время находились критики, которые, скажем так, больно жалили вас. Как вы к ним относитесь?

— Будучи русским писателем, я всегда почитал долгом следовать за текущею литературою и всегда читал с особенным вниманием критики, коим подавал я повод. Чистосердечно признаю, что похвалы трогали меня как явные и, вероятно, искренние знаки благосклонности и дружелюбия.

Читая разборы самые неприязненные, смею сказать, что всегда старался войти в образ мыслей моего критика и следовать за его суждениями, не опровергая оных с самолюбивым нетерпением, но желая с ними согласиться со всевозможным авторским себяотвержением. К несчастию, замечал я, что по большей части мы друг друга не понимали.

Если в течение 16-летней авторской жизни я никогда не отвечал ни на одну критику (не говорю уж о ругательствах), то сие происходило, конечно, не из презрения.

Не отвечал я моим критикам не потому также, чтоб недоставало мне охоты, веселости или педантства; не потому, чтоб не полагал я в сих критиках никакого влияния на читающую публику.

Но, признаюсь, мне было совестно для опровержения оных повторять школьные или пошлые истины, толковать о грамматике, риторике и азбуке, а что всего затруднительнее, оправдываться там, где не было обвинений.

Например, один из моих критиков, человек, впрочем, добрый и благонамеренный, разбирая, кажется, «Полтаву», выставил несколько отрывков и вместо всякой критики уверял, что таковые стихи сами себя дурно рекомендуют.

Что бы я мог отвечать ему на это? А так поступали почти все его товарищи. Критики наши говорят обыкновенно: это хорошо, потому что прекрасно, а это дурно, потому что скверно. Отселе их никак не выманишь.

Еще одна причина и главная: леность. Никогда я не мог до того рассердиться на бестолковость или добросовестность, чтоб взять перо и приняться за возражение.

— Сегодня возникло много блюстителей нравственности, осуждающих тех или иных творцов за недостойные, по их мнению, произведения, оскорбляющие мораль, вредящие воспитанию. Они были в ваше время. Что бы вы сказали о них?

— Ну не смешно ли новейшим блюстителям нравственности судить о том, что принято или не принято в свете, что могут, чего не могут читать наши дамы, какое выражение принадлежит гостиной (или будуару, как говорят эти господа)? Не забавно ли видеть их опекунами высшего общества, куда, вероятно, им и некогда и вовсе не нужно являться? Не странно ли в ученых изданиях встречать важные рассуждения об отвратительной безнравственности такого-то выражения и ссылки на паркетных дам? Не совестно ли вчуже видеть почтенных профессоров, краснеющих от светской шутки? Почем им знать, что в лучшем обществе жеманство и напыщенность еще нестерпимее, чем простонародность, и что оно-то именно и обличает незнание света? Почем им знать, что откровенные, оригинальные выражения простолюдинов повторяются и в высшем обществе, не оскорбляя слуха, между тем как чопорные обиняки провинциальной вежливости возбудили бы только общую невольную улыбку? Хорошее общество может существовать и не в высшем кругу, а везде, где есть люди честные, умные и образованные.

— Если говорить о воспитании современной молодежи, на что бы вы обратили самое пристальное внимание?

— Надлежит защитить новое, возрастающее поколение, еще не наученное никаким опытом и которое скоро явится на поприще жизни со всею пылкостию первой молодости, со всем ее восторгом и готовностию принимать всякие впечатления.

Не одно влияние чужеземного идеологизма пагубно для нашего отечества; воспитание, или, лучше сказать, отсутствие воспитания есть корень всякого зла.

Не просвещению, сказано в высочайшем манифесте от 13 июля 1826 года, но праздности ума, более вредной, чем праздность телесных сил, недостатку твердых познаний должно приписать сие своевольство мыслей, источник бурных страстей, сию пагубную роскошь полупознаний, сей порыв в мечтательные крайности, коих начало есть порча нравов, а конец — погибель. Скажем более: одно просвещение в состоянии удержать новые безумства, новые общественные бедствия.

Он входит в свет безо всяких основательных познаний, без всяких положительных правил: всякая мысль для него нова, всякая новость имеет на него влияние.

Он не в состоянии ни поверять, не возражать; он становится слепым приверженцем или жалким повторителем первого товарища, который захочет оказать над ним свое превосходство или сделать из него свое орудие.

— Много возникает дискуссий о патриотизме, о знании истории страны, которого сейчас не хватает. Вас волнуют эти проблемы?

— Да, некоторые люди не заботятся ни о славе, ни о бедствиях отечества, его историю знают только со времени князя Потемкина, имеют некоторое представление о статистике только той губернии, в которой находятся их поместия, со всем тем почитают себя патриотами, потому что любят ботвинью и что дети их бегают в красной рубашке.

Поп-арт выставка «Заповеди россиянина»

Поп-арт выставка «Заповеди россиянина». Антон Новодережкин/ТАСС

Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно; не уважать оной есть постыдное малодушие. «Государственное правило, — говорит Карамзин, —ставит уважение к предкам в достоинство гражданину образованному». Греки в самом своем унижении помнили славное происхождение свое и тем самым уже были достойны своего освобождения.

Может ли быть пороком в частном человеке то, что почитается добродетелью в целом народе? Предрассудок сей, утвержденный демократической завистию некоторых философов, служит только к распространению низкого эгоизма.

Бескорыстная мысль, что внуки будут уважены за имя, нами им переданное, не есть ли благороднейшая надежда человеческого сердца?

— Если посмотреть на отношения с Европой, с которой у России сейчас возникло много противоречий, сквозь призму истории, что вам бросается в глаза прежде всего?

— Долго Россия оставалась чуждою Европе. Приняв свет христианства от Византии, она не участвовала ни в политических переворотах, ни в умственной деятельности римско-католического мира.

Великая эпоха возрождения не имела на нее никакого влияния; рыцарство не одушевило предков наших чистыми восторгами, и благодетельное потрясение, произведенное крестовыми походами, не отозвалось в краях оцепеневшего севера… России определено было высокое предназначение… Ее необозримые равнины поглотили силу монголов и остановили их нашествие на самом краю Европы; варвары не осмелились оставить у себя в тылу порабощенную Русь и возвратились на степи своего востока. Образующееся просвещение было спасено растерзанной и издыхающей Россией…

Но и в эпоху бурь и переломов цари и бояре согласны были в одном: в необходимости сблизить Россию с Европою. Отселе сношения Ивана Васильевича с Англией, переписка Годунова с Данией, условия, поднесенные польскому королевичу аристократией XVII столетия, посольства Алексея Михайловича… Наконец, явился Петр.

Россия вошла в Европу, как спущенный корабль, при стуке топора и при громе пушек. Но войны, предпринятые Петром Великим, были благодетельны и плодотворны. Успех народного преобразования был следствием Полтавской битвы, и европейское просвещение причалило к берегам завоеванной Невы.

— Войны шли при вашей жизни, и после нее, идут они и сейчас. Как вы полагаете, войны — это неизбежное зло, или люди когда-нибудь осознают их пагубность и одумаются?

— Не может быть, чтобы людям со временем не стала ясна смешная жестокость войны, так же, как им стало ясно рабство, королевская власть и т. п… Они убедятся, что наше предназначение — есть, пить и быть свободными.

Так как конституции, которые являются крупным шагом вперед человеческой мысли, шагом, который не будет единственным, необходимо стремятся к сокращению численности войск, ибо принцип вооруженной силы прямо противоположен всякой конституционной идее, то возможно, что менее чем через 100 лет не будет уже постоянной армии. Что касается великих страстей и великих воинских талантов, для этого останется гильотина, ибо общество вовсе не склонно любоваться великими замыслами победоносного генерала: у людей довольно других забот, и только ради этого они поставили себя под защиту закона.

Подготовил Андрей Петров

темы

Источник: https://rusplt.ru/society/aleksandr-pushkin-nashe-prednaznachenie—est-pit-i-byit-svobodnyimi-17325.html

«Я никогда не мечтал стать писателем…» Интервью с писателем Генри Морганом

Недавно в издательстве А. Гриценко вышел остросюжетный роман Генри Моргана «Проклятое наследство». Это – первая книга молодого писателя из Краснодара. В беседе с нашим корреспондентом Лидией Рыбаковой он, хоть и не согласился пока раскрыть свое настоящее имя, все-таки немного приоткрыл перед читателями завесу, скрывающую его таинственную личность.

– Генри, а почему вы взяли именно этот псевдоним? Почему не опубликовали свою книгу под собственным именем?

– Это анаграмма моего настоящего имени и фамилии. Настоящее имя на книгах я буду писать только тогда, когда получу признание, ведь писательская деятельность, на сегодняшний момент для меня – увлечение, о котором никто не знает. А может, и не узнает. Писать я начал втайне ото всех в возрасте 22-х лет.

Никому из родных и знакомых пока не хочу рассказывать об этом. «Проклятое наследство» является первым моим напечатанным романом. Надеюсь, что не последним. Есть ещё несколько написанных книг и много задумок. А суждено или нет им сбыться, станет понятно по отзывам на эту книгу.

Не люблю говорить о тех делах, которые ещё не совершил или в которых не добился успеха.

– Насколько я знаю, по профессии вы строитель. Почему вы решили получить именно строительное образование, а не литературное?

– О писательской деятельности я никогда не задумывался, да и если признаться, любовь к книгам у меня была не всегда. Поэтому и выбор специальности был не особенно богат. Быть менеджером или продавцом с дипломом экономиста меня не прельщало.

Я считаю, специальность должна быть мужской – вот и поступил на «Строительство дорог и аэродромов». Работаю уже больше года мастером на строительном участке по постройке мостов. Это вахтовая работа. А всё свободное время посвящаю литературе.

Мне нравится романтика большой стройки, чего-то такого монументального, что ещё долгие годы будет напоминать о моём труде. Нечто подобное можно сказать и о книгах – ведь если мои книги будут нравиться людям, то и моё имя будет жить столько времени, сколько их будут читать.

Меня всегда поражало в этом плане то, что многих писателей помнят и цитируют на протяжении уже сотен и сотен лет…

– Почему вам захотелось стать писателем? Это не самое распространённое желание… обычно мечтают о другом. Какие еще мечты ведут вас по жизни?

– Да… я об этом никогда не мечтал… сейчас вот задумался – а кем я хотел стать?.. Может, это странно звучит, но у меня не было таких ярых фанатичных идей: стать космонавтом, актёром или полицейским… Может, если бы я этого хотел, то и жизнь была бы другой. Я же – просто жил.

Случилось так: шла зима, мне было 22 года, и я ежедневно шел на подработку в офис и слушал аудиокниги. Я брёл один, в пустом морозном городе, и слушал повествование… не знаю, как точно объяснить это состояние, но однажды, дослушав очередную историю, я внезапно подумал: «а почему бы не попробовать самому написать?». Почему бы и нет, правда?

– 19 октября 1909 г. Лев Толстой написал в дневнике: «Если уж писать, то только тогда, когда не можешь не писать». Почему писательство стало для вас важной потребностью, что толкает Вашу руку к перу?

– Если я скажу, что не хочу славы и денег от писательского ремесла, то слукавлю. Да и не верю я таким людям, которые утверждают обратное и делают всё лишь под знамёнами альтруизма.

Но тут я хочу немного уточнить свои мысли – я из многодетной и небогатой семьи.

Но я не думаю об этом, когда пишу! В этот момент я забываю обо всём… полностью ухожу в рождающийся мир, и это чувство мне больше всего нравится. Причём я не сочиняю сами истории – только создаю начальную ситуацию и наделяю персонажей характерами, а дальше они сами развивают сюжет. Причем мне самому становится интересно – что же будет дальше?..

– Почему именно проза, да еще такой жёсткий жанр, как крутой детектив в стиле Кейна или Чандлера? Вам действительно кажется, что жизнь так мрачна, и что только одинокие честные герои воюют против злобного и жестокого мира?

– Как мне кажется, только в прозе можно раскрыть поистине нормально сюжет и эмоции.

А жанр крутого детектива… по-моему, именно он может быть наиболее интересен читателю. Мне, конечно, нравится мрачный романтизм и урбанистические пейзажи старой Америки и Европы, но это не главное.

Я не считаю, что жизнь мрачна и безрадостна, ни в коей мере. Но думаю, что такую книгу интереснее читать. Кроме того, в моих планах есть совершенно разные книги – более лиричные, может даже в некотором смысле романтические в том числе.

Крутым детективом, надеюсь, дело не ограничится.

– Вы думаете о читателе, когда пишете? Может он чему-то научиться, что-то открыть для себя, читая ваши книги, как вы считаете?

– Как я говорил выше: когда я пишу, действуют герои. Я такой же простой читатель. Наблюдаю за историей, может только с более близкого расстояния. Поэтому и оцениваю написанное лишь с этой стороны, хотя признаться, ещё ни разу не был удовлетворен качеством готовой книги. Всегда кажется, будто что-то получилось не так.

А насчет того, чему учат книги… я даже не пытался учить, для меня важнее создать такую историю, в которую можно полностью погрузиться, увидеть мир и персонажей такими, какими увидел их я… Чтобы чтение книги можно было сравнить с просмотром интересного фильма, яркого, который следует смотреть в один присест, без отрыва, чтобы даже не возникало желания отложить его на другое время.

– Почему читателю следует выбрать именно вашу книгу?

– Наверно это самый сложный вопрос! Нет, я расхваливать и умолять прочитать роман не буду… Не я должен судить о качестве своей книги. Но среди моих знакомых немало книголюбов, и я периодические подсовываю им свои книги, под маской других писателей… Обычно им нравится.

В такие моменты так и подмывает рассказать, что это я написал…Лично мне каждая следующая книга кажется более удачной. «Проклятое наследство» – моя первая книга.

Очень надеюсь, что читателю она придется по вкусу! Тогда я смогу выпустить следующую, погрузив читателя в очередной, новый мир, рождённый моим воображением.

– А какие книги вы сами любите читать? Есть любимые писатели?

– Мне больше нравятся книги детективного или приключенческого характера. Люблю таких писателей, как Джеймс Хедли Чейз, Конан Дойль, Агата Кристи, Эдгар Аллан По, Генри Райдер Хаггард и прочие. Но ими, конечно, не ограничиваюсь.

Поддавшись всеобщему обожанию, прочитал Харуки Мураками… не могу сказать, что стал бы относить его к любимым писателям, но почему-то, хотя на первый взгляд в его произведениях нет ничего особенного, послевкусие от прочтения чувствуется ещё долго.

– Как вы пишете? Технически: ручкой на бумаге, карандашом в блокноте, печатаете на машинке, набираете на компьютере, предпочитаете другие гаджеты? Почему?

– Мне сподручней сесть за стационарный компьютер, включить негромко инструментальную музыку и печатать…Гаджеты и прочие современные новинки не очень удобны в плане набора, так как стучать пальцами по узкой клавиатуре или экрану – забирает больше внимания, чем сама книга. А хочется, чтобы ничего не отвлекало от создаваемого мира. Телефоны, блокноты или бумажки, на которых можно что-то записать, я использую лишь для того, чтобы зафиксировать мысль или какое-то интересное событие.

– Кроме литературы, что еще вас увлекает? Что еще любите делать в свободное время?

– Свободного времени не так уж много, поэтому и занятий не слишком много. Люблю побренчать на гитаре или позаниматься спортом. Также увлекаюсь мифологией и востоком, в частности Японией… Иногда жалею, что не начал многими вещами заниматься раньше, но когда меня посещают такие мысли утешаю себя тем, что всему своё время. Ведь в другое время у меня были бы совсем другие идеалы и ценности.

– Вы — счастливый человек или нет?

– Не скажу, что несчастен. Вопросы материального плана в этом контексте учитывать будет неуместно, а отбросив их… получается, что всё в полном порядке. Близкие здоровы, есть работа, хоть и не любимая, но не самая плохая, и есть любимые хобби… Мне кажется, что не так уж всё плохо?!

– Крутой детектив в основном ассоциируется с городом. А природу вы любите? В частности, русскую?

– Конечно же, природу я очень люблю. Считаю, только посредством передачи картины пейзажа можно в полной мере насытить душу красками… Мне даже хотелось бы создать серию небольших рассказов именно о русской природе, о лесе.

– Что вы хотели бы сказать или пожелать вашим читателям?

– Что бы такого сказать или пожелать… Все пожелания уже давно всем приелись, да всегда одни и те же слова, которые большей частью не сбываются.

Единственное, что хотелось бы пожелать, так это то, чтобы в наш век готовых решений и уже «созданного всего», вы сохраняли свою фантазию.

Чтобы, посредством книг и вашего воображения, вы попадали в самые невероятные миры и ситуации, заставляющие по-новому увидеть реальный мир. И, конечно же, покупайте мою книгу! Она продаётся здесь:

http://www.labirint.ru/books/437167/ http://www.litres.ru/genri-morgan/proklyatoe-nasledstvo/ http://www.ozon.ru/context/detail/id/28351578/?utm_content=topadvert_2_block-name_h-list_click-id_2_pin_2755121693470613569 http://www.ozon.ru/context/detail/id/27894665/?utm_content=topadvert_2_block-name_h-list_click-id_2_pin_9595609644181967616

http://www.moscowbooks.ru/ebooks/book.asp?id=7073546&p=1

Шучу, шучу: я же сказал, что не буду никого уговаривать.

С писателем Генри Морганом беседовала Лидия Рыбакова.

Источник: https://sub-cult.ru/interview/2789-ja-nikogda-ne-mechtal-stat-pisatelem-intervyu-s-pisatelem-genri-morganom

Сочинение-интервью с писателем

Здравствуйте, сегодня мы встретились с известным писателем Алексеем Ивановым. Эта встреча панировалась долго и сегодня, наконец, он смог найти для нас время в своем плотном графике.

— Здравствуйте, Алексей! Спасибо, что нашли для нас время.

— Здравствуйте, мне приятно, что вы обратили внимание на мое творчество.

— Сложно не обратить внимание на книги, издающиеся миллионными тиражами (смеется). Расскажите, вы всегда хотели стать писателем?

— Нет, что вы! В детстве я, как всякий уважающий себя мальчишка, мечтал быть пожарником. Я часто представлял, как героически спасаю людей из горящего здания и мне вручают большой блестящий орден.

• — Что же помешало исполниться вашей мечте?
• — Родители настояли на том, чтобы я получил высшее образование в области архитектуры и продолжил семейную традицию.
• — Как же начался ваш творческий путь?

— В студенческие годы меня в шутку попросили написать небольшой рассказ для конкурса. Я написал, даже не надеясь на то, что он пройдет хотя бы первый этап. А он получил первый приз, его даже напечатали в университетском еженедельнике.

Лично я не видел в своем рассказе ничего особенного, а вот мои сокурсники на все лады его хвалили. Я стал понемногу писать. Все чаще и чаще мои рассказы и эссе печатали в еженедельнике, а потом мне отдали целую колонку. К последнему курсу я уже был местной знаменитостью.

Надо сказать, архитектор из меня получился неважный (улыбается).

— Уверен, что это к лучшему, вашими книгами зачитывается огромное количество людей в разных странах. Давайте поговорим о вашем романе «Дверь». Мне кажется, каждый видит в нем какой-то свой смысл, а что вы скажете как автор?

— Я всегда любил фантастику и фэнтези в том числе. Этот роман я написал в попытке донести до людей, что мы не знаем, что происходит в голове у психически нездоровых людей, и что понятие реальности для каждого свое.

— Интересная мысль. Вы планируете продолжение романа?

— Нет, это законченная история. Думаю, любое ее продолжение станет неудачной попыткой продлить успех. Я сейчас работаю над другой книгой.

— Если не секрет, о чем она?

— Пока секрет. Думаю, довольно скоро вы сможете оценить ее в полной мере.

1. — Хорошо, спасибо вам за интересное интервью.
2. — И вам спасибо.

Заказать сочинение Мы можем написать 100% уникальное сочинение под любые ваши требования всего за 24 часа!

Похожие сочинения на тему:

Источник: http://www.sdam-na5.ru/sochineniya-7-klass/517-sochinenie-intervyu-s-pisatelem

Пример приема слова учителя – Интервью с писателем

Мы рассматриваем интервью не как жанр журналистики, а как литературное явление, которое раскрывает взгляды того или того автора на отдельные события жизни, искусства, на себя и свое творчество.

Интервью с писателем можно посвятить как весь урок, так и его часть. Все зависит от цели, которую ставит перед собой Учитель. Подаем интервью, которое можно использовать во время изучения произведений на военную тематику.

11-12 марта 1977 г. в Нежинском педагогическом институте состоялась встреча с Б. Васильевым. После взаимных приветствий писатель ответил на ряд вопросов студентов-филологов:

— Уважаемый Борис Львович, Вы 1924 года рождения. Пришлось ли Вам воевать?

— Да. Я пошел на фронт семнадцатилетним. И таких, как я, необстрелянных пареньков, было много. Это была главная причина, почему после войны юношей и девушек моего возраста осталось лишь три процента.

— А что было до войны? Что запомнилось?

— До войны было детство, юность. Нет, не танцевальным залом запомнилось мне детство, а Храмом. Двери этого Храма были широко открыты… и носил название он Доброта.

— А как Вас воспитывали?

— Малыш воспитывается лишь на примере, и это единственный способ воспитания, известный человечеству; другой напрасно искать…

Я рос и воспитывался в сказочное время, когда в школе большинство педагогов были мужчины, и они хорошо знали, как воспитывать Мужчин. Но началась война, и мужчины пошли воевать, большинство из них не вернулись.

С детства меня приучили пренебрегать двумя вещами: идеализацией безделья и лакейской жажду потребительства.

— Имеете ли Вы литературное образование?

— Нет. Я закончил бронетанковую академию, по специальности — военный инженер, и до 1955 года был военным. Учился сочинительству у А. Чехова. Как? Очень просто! Сидел и от руки, строка за строкой, переписывал целые его книги — учился

Строить фразы, чистить сюжет.

— Ваше первое произведение?

— Пьеса «Офицер», написанная в 1955 году и предложенная театру Советской армии. С того времени я на литературной работе.

— Какое место в Вашей жизни занимают ценности?

— Я вырос в семье, где властвовал рациональный аскетизм, который допускает наличие необходимого и отсутствие того, без чего можно спокойно обойтись. Правда, один «излишек» у нас все же таки был — книги. Это единственная ценность не только нашей семьи, а и всего человечества.

— Что Вы считаете главной целью литературы?

— Литература должна выполнять три функции, как костер: давать тепло, светить и собирать людей. Если хотя бы одна из них бездействует, — это уже не литература.

— Очертите, пожалуйста, круг своего чтения.

— У нас в семье читали вслух при первой возможности, но читали чтимых писателей: Тургенева, Гончарова, Гоголя, Лермонтова…

Я читал много, всюду и всегда, дома и на улице, во время уроков и вместо них. Когда моя семья переезжала, а это было зачастую, мне поручали упаковывать книги. Я становился на колени и складывал книги в большие ящики. Кажется, я так и остался стоять перед литературой.

• — Главная проблема литературы?
• — Проблема морали.
• — Ваша жизненная позиция?

— Я живу страстями, а не расчетами, не озираюсь вокруг и не загадываю, что ждет меня впереди. Я плыву… туда, куда указывает вложенный в меня компас, стрелка которого с раннего детства была ориентирована на добро… Лишь неравнодушие сможет сделать мир лучше, справедливее, добрее.

1. — Ваш любимый поэт, композитор?
2. — В зависимости от настроения.
3. — Ваш любимый писатель?
4. — Диккенс.

— Удовлетворил ли Ваши ожидания фильм «А зори здесь тихие…», созданный по Вашей повести?

— Вообще да. Лишние туристы — это «рамка» режиссера.

— Как появилось это замечательное название повести?

— Это не мое название. Я назвал повесть «Весна, которой не было», и оставил название, предложенное товарищем, оно мне тоже очень понравилось.

— Не жалеете ли, что «Оскара» за этот фильм не получили?

— Нисколько не жалею, что «Оскара» получил «Кабаре». Этот фильм куда серьезнее, чем наш. У нас частный случай, а там показана эпоха. Правильно сделали, что не дали «Оскара» нам.

— Как вы относитесь к опере «А зори здесь тихие…»?

— Отрицательно. Я понимаю, что можно ужасно закричать: «Немцы!», но пропеть это…

— Вы не раз употребили слово «добро». Что оно для Вас означает?

— Победа добра — это справедливость. Я мечтаю об этом постоянно и борюсь за это на всех доступных мне фронтах. Добро должно победить в этом мире, иначе – все без толку. Я верю, оно победит!

Источник: http://www.uznaem-kak.ru/primer-priema-slova-uchitelya-intervyu-s-pisatelem/

Писатель помог школьнице с сочинением по своему рассказу. Ей поставили «тройку», потому что «автор не то имел в виду» — Истории на TJ

Виталий Сероклинов рассказал TJ, как учитель с «‎тайным знанием» счёл, что его трактовка собственного произведения неправильная.

Фото из фейсбука Виталия Сероклинова

Рассказ Виталия Сероклинова «‎Пряники» регулярно попадает в школьные олимпиады: по нему отвечают на конкурсные вопросы и пишут сочинения. Часто писатель помогает школьникам с ответами на форумах.

Сероклинов рассказал в фейсбуке, как год назад написал сочинение по собственному рассказу вместо школьницы, но ей поставили низкий балл за то, что она не поняла замысел автора. TJ поговорил с писателем об этой истории и о том, можно ли ставить оценки за ученические трактовки произведений.

Рассказ «‎Пряники» включили в олимпиаду из-за краткости. Школьники в интернете стали просить помочь им с сочинением по нему

«Конечно, прикольно, что по моим произведениям дают задания школьникам. Представьте, в олимпиаде три задания: Саша Чёрный, произведения Лермонтова и я. Ничего себе! В этом ничего великого нет, но мне нравится, я даже понтуюсь этим», — рассказал TJ Сероклинов.

По словам писателя, он пишет «не особо заморачиваясь, без метафор и аллегорий», поэтому язык оказался достаточно простым для школьников, к тому же он работает в жанре short story: «Я понимаю, что мой рассказ „Пряники“ выбрали из сборника „Русские дети“, потому что он был там самым коротким — чуть больше странички в Word».

Однажды, Сероклинов обнаружил, что школьники обсуждают его рассказ на сайтах с олимпиадными и экзаменационными заданиями: «Я сёрфил в интернете и увидел часто встречающиеся вопросы несчастных старшеклассников, которым нужна была помощь в написании сочинения или в ответах на вопросы по „Пряникам“. Я не выдержал и начал понемножку помогать на форумах».

Сероклинов написал сочинение за школьницу, но она получила за него низкую оценку

Отец московской школьницы нашёл писателя в соцсетях и написал ему с просьбой помочь его дочери, которая участвовала в олимпиаде. «У меня было какое-то прикольное настроение, я взял и написал на сочинение, ещё и на вопросы ответил.

За это можно было получить, кажется, баллов 50. Посмеялся, даже написал в фейсбуке, мол, попал со своим сочинением на Всероссийскую олимпиаду», — рассказывает Сероклинов.

Он отметил, что в задании был прописан возможный объём сочинения — 300 слов, что больше, чем в самом произведении.

Учитель аргументировал низкий балл тем, что школьница «неправильно ответила на вопросы, не раскрыла тему, а „автор имел в виду не это“». «Видимо, какой-то из московских учителей, а, может, и все они, обладает тайным знанием: что имеют в виду все авторы», — подытожил Сероклинов.

Писатель считает, что оценивать сочинения нельзя. Он и сам не помнит, «что имел в виду», когда писал «‎Пряники»

Писатель говорит, что не был удивлён баллам, потому что встречает подобное «сплошь и рядом»: «Часто учителя интерпретируют тексты совсем не так, но автор уже помер и не может возразить. Есть канонические случаи: Дарье Донцовой в детстве помог с сочинением по „Белеет парус одинокий“ сам Валентин Катаев, и она тоже получила не очень хорошую оценку».

«Право ученика — трактовать произведение так, как он его понял. Мнение учителя — это тоже только мнение», — уверен автор «Пряников». Он считает неправильным оценивать интерпретации учеников и называть их неверными.

Сероклинов и сам не помнит, «что имел в виду», когда писал рассказ из олимпиады: «Скорее всего, я был пьяный. Я настолько не помню, как работал над первыми рассказами, что пару раз зафрендил в ЖЖ аккаунты, выкладывавшие их, с мыслью: „Ох, как пишет-то!“ Потом выяснял, что это мои тексты».

#школы #книги #образование

Источник: https://tjournal.ru/stories/120257-pisatel-pomog-shkolnice-s-sochineniem-po-svoemu-rasskazu-ey-postavili-troyku-potomu-chto-avtor-ne-to-imel-v-vidu